Феликс вошел в здание, а вернее, в его остатки и шумно втянул носом воздух, прикрыв глаза.
Неповторимость этого места была в том, что местные бродяги предпочитали оставлять свое коллективное жилище довольно чистым, если, конечно, не считать пыль. Именно в этом была его прелесть: дом сохранил дух того времени, когда его еще строили. Дом был другим ответвлением времени, чужеродным этому сегодняшнему миру. Конечно бродяги даже и не думали об этом, это была всего лишь элементарная гигиена и нежелание спать среди отбросов и крыс, но для вампира это место хранило в себе некоторую сказку.
- Вы не находите, mon cher, что это место в чем-то неповторимо?... Оно хранит то, чего не было, и то, чего никогда не будет... - Феликс, наконец, отпустил своего собеседника и слегка ему улыбнулся несколько болезненной улыбкой. У него немного закружилась голова от того количества мыслей, которые ее наполняли. В добавок кровь девушки отдавала ему свою силу и жизнь очень медленно и несколько аритмично.
Как и предполагалось, в здании не было ни души. Конечно же, господин Таллент мог привести оборотня к себе... Ну, то есть, технически мог. Морально он просто не был способен совершить над собой такое насилие. Выросший в атмосфере простого лозунга "Мой дом - моя крепость", вампир не смог бы привести в свой дом врага. По крайней мере, врага по факту его происхождения. А что там в голове - пока не ведомо.
- Ну чтож, начнем. Присесть, увы, нам негде, но зато здесь наш разговор не рискует быть услышанным. Начнем с малого: меня зовут Феликс Таллент. Я вампир, - краткость, как известно, сестра таланта, однако Феликсу казалось какими-то совершенно неуместными фразы типа "Я глава клана вампиров Нового Орлеана" или "В апреле мне исполнилось шестьсот двадцать пять лет". Но то, как в итоге представился господин Таллент, его тоже не сильно устраивало. В прочем, парнишка был не дурак, а значит, он должен был понять, что перед ним не простая пешка. И отнюдь не шахматный король, у которого всего три пути к отступлению и то - в одну клетку длиной.
- Так вот, - вампир ненадолго задумался, смутившись тем, как бы лучше ему объяснить ситуацию. [/b]- Местный клан вампиров ведет что-то сродни борьбы с оборотнями. Поэтому вполне естественно, что Вы, как новенький, не знаете ни о тех, ни о других. Мы стараемся скрывать друг о друге информацию и, надо отдать должное моим соперникам, делаем это неплохо... Чтож, я прояснил эту сторону [/b]- Феликс вновь улыбнулся, хотя сейчас ему казалось, что для улыбки далеко не самое время, хоть и вежливость предписывала именно такое поведение.
Меж тем, его фотографическая и звуковая память вновь подкинули ему ситуацию, которую Таллент мог с уверенность назвать déjà vu. До этого в таком затруднении вампир находился только однажды: давным-давно, словно в сказке, у окна дворца, когда, шипя и выдираясь из цепких рук Камиля, отворачиваясь от его губ, Феликс, чуть ли не доведенный до истерики, пытался выяснить, как Камиль догадался, что он - не человек, ему приходилось рассказывать историю своей жизни. Большего смущения и большей растерянности он не испытывал ни разу. Ведь там, где он учился, ему никогда не приходилось представляться. Тогда, когда он учился, ему никто не был нужен. Потому что он просто не искал себе знакомых среди того сброда, который его тогда окружал.
А сейчас ему опять понадобилось рассказать, кто он. И опять у него вышло далеко не так достойно. Не так, как ему бы хотелось и не так, как он мог. Но начинать себя расхваливать и рекламировать? Ну нет, увольте, это было бы еще позорнее. Феликс ненавидел говорить о себе. Он ненавидел хвастаться и ненавидел то, что неспособен ответить толково. Он почти увлекся внутренне борьбой, обидой на самого себя и досадой, но вовремя вернулся: ему слишком нужен был сейчас этот мальчик. Вампир отчетливо понял, что именно благодаря ему рассеялось то ужасное предчувствие чего-то дурного. Этот оборотень был его шансом. И Феликс будет просто-напросто дураком, если позволит удаче ускользнуть от него.

Такая тонкая вещь, как поэзия, явно была не доступна разуму оборотня, а посему Таллент решил более не предпринимать попыток воззвать к его чувству прекрасного. Зачем тратить время, если и первого и второго и так нет?
Между тем последовало откровеннейшее хамство. Отчитывать щенка, бить ремнем, как шкодливое животное, вампир не собирался. Феликс просто сделал вид, что ничего не заметил. Его не смутило абсолютно ничего, он совершенно был готов ко всему. В правду готов... На девяносто девять процентов. Ко всему, кроме недоверия. Вампир как-то привык к местной щенячьей своре, которая поджимала хвосты и не без неудовольствия обходила его стороной. А здесь все было иначе. Даже смешно, насколько этот мальчишка отличался. В прочем, он все равно был врагом, и у него не было чувства прекрасного. И никакие отличия этого не меняли.
- Вам одолжить сигарету? - Таллент спросил довольно холодно, однако пачку Lucky Strike и полоску отрывных спичек, неизвестно когда вытянутые из кармана, все-таки протянул, ловко вынув себе одну: трубка успела погаснуть.
- О, знаете, эльфы - это мелочи! Я недавно был на Северном полюсе и гостил у Санты Клауса. У них с Зубной Феей куча маленьких спиногрызов, аж тошно, - с сарказмом отозвался Феликс. Он вовсе не собирался ничего доказывать, однако такая твердолобость его несколько нервировала. В прочем, мальчишку можно было понять. Таллент и сам некоторое время посылал своего второго родителя, отказываясь верить в очевидное, несмотря даже на жажду. В это же самое время вампир постарался проникнуть в мысли оборотня.
"Хитрый парнишка. И, может быть, даже умный... Не знаю."
- Между прочим, mon cher, это ужасно невежливо: Вы не удосужились мне представиться, а уже изволите задавать вопросы. Тем более в таком тоне, - конец фразы оборотня потонул в бетонных стенах - голос Феликса был слишком холодным, слишком спокойным и сильным, хотя говорил он без всякого напряжения.
- И уж тем более, я не стану отвечать, пока не увижу для себя перспективы. Что Вы можете мне предложить в обмен на информацию? - вампир выпустил вверх струю сигаретного дыма, столь ярко контрастирующего с привычным его ароматом опиума. - Учтите, сделка действительна только если Ваш товар окажется равноценным. Но какую информацию мне может предложить новичок, щенок, который верит в гномов и шмыгающих чертиков?! - бросив такой легкий укор, вампир смерил взглядом собеседника и принялся делать вид, что его весьма заинтересовала современная наскальная живопись, повествующая о любви Люка и Энн; о новом мальчике из класса, который обязательно ее заметит, если бог увидит эту надпись; о умершей любимой кошке и о том, что кто-то не хочет больше жить.
В какой-то момент Таллент даже подумал, что путного ничего не выйдет из этой затеи, но выжать парнишку ему все-таки хотелось... А если не получится - убьет его здесь. Никому и в голову не придет, что это был вампир, тем более, что это был он, Феликс.
- Ну так что? Что Вы можете предложить мне, mon cher? - вампир задал вопрос таким тоном, словно уже заранее знал ответ. И ему действительно казалось, что он его знал. Потому что он делал именно то, что считал нужным: он загонял парнишку в угол, заставляя его самостоятельно решать, жить ему или нет.

Отредактировано Felix (2009-07-19 03:32:20)

Феликс рассмеялся. В отличие от большинства людей, он мог себе это позволить: его смех не был ни громким, ни тихим, не высоким и не низким по тембру. Его смех был сдержанным, но тем не менее, он был приятен для слуха. В прочем, подобная реакция означала лишь то, что ему просто надоело слушать тот бред, который нес Руа.
- Ох, легкие! Какие мелочи, mon cher! Я при жизни позволял себе портить здоровье... - он сделал легкую паузу, словно собирался пуститься в воспоминания о былой юности, но лишь вздохнул.
- Очень приятно, Руа, - вампир прищурился, словно что-то припоминая. - Я, кажется, где-то слышал это имя... Вы, часом, не владеете чем-то? - вопрос был задан чисто из соображений хорошего тона, но Таллента действительно интересовал ответ. Можно было бы потом использовать его в своих целях. В прочем, эта тема была не столь важна в конкретный момент времени, а потому вампир, мельком взглянув на часы, медленно и несколько машинально произнес следующее:
- Revenons à nos moutons, mon cher... - предвидев удивление собеседника, Феликс перевел глаза с циферблата на лицо Руа и пояснил. - Вернемся к нашим баранам. - он сделал небольшую паузу, шагнул пару раз вперед, затем резко развернулся на 360о, чуть наклонил голову и посмотрел точно в глаза оборотню. - Вы, как я понимаю, совершенно не умеете слушать. И напрасно, я Вам скажу. И в бога, кстати, Вы верите совершенно напрасно. И наши с Вами жизни, Руа, доказывают это. Так вот, mon cher, вопросы здесь задаю я. Это во-первых. А во-вторых, это просто неприлично! Я, помнится, уже сказал, что не отвечу ни на один Ваш вопрос без выгоды для себя. А Вы продолжаете задавать вопросы. Как невежливо! Меня интересуют перспективы, - Феликс сделал легкую паузу, молниеносно очутился за спиной оборотня и прошептал ему в самое ухо, - mon cher.
После чего он тут же продолжил мерить шагами пространство. Несмотря ни на что, настроение у него оставалось великолепным: слишком уж приятно было действовать кому-то на нервы, даже если этот "кто-то" был такой же пешкой, как Руа. В прочем, у "пешки" были довольно забавные и широкомасштабные планы.
"Чертов экспериментатор!" - мысленно фыркнул Таллент, но решил пока никак это не комментировать. Хотя, с другой стороны, как еще показать свою власть?
"Да перед кем показывать-то? Неужели мальчишка задел тебя за живое?! Ты что, совсем рехнулся, старик?!"
Это немного успокоило вампира, хотя в этом не было особой нужды. Просто иногда ему нужно было услышать хоть что-то. И даже если его собственное подсознание говорило с ним голосом Камиля, ему было приятно чувствовать, что это не его голос. Словно есть кто-то, кому не все равно, как он поступит...
Феликс решил сделать последний аккорд.
"Если уж и это не разговорит бы юнца, то я просто потеряю интерес. Нельзя же быть таким твердолобым!.. И таким прямолинейным. Шутить надо вовремя и со вкусом. А ссылки на эльфов и господа бога совершенно неуместны... Тем более, что мои родители были язычниками."
- В конце концов, если Вас так интересует жизнь оборотней в Новом Орлеане, идите и найдите их. Двух вампиров ведь Вы уже с легкостью отыскали. Так что, можно считать, Вы - любимец Фортуны. Вот и пользуйтесь ее дарами. Без моего участия, - Таллент повернулся, раздумывая о том, чтобы уйти, но, обернувшись, добавил следующее: - В любом случае, учтите, если в ближайшее время кто-то будет ставить эксперименты на моем клане, то в первую очередь мы навестим Вас.

>>> Артистический район, Зоопарк и парк Обудон.

Отредактировано Felix (2009-07-23 23:32:48)

------> Ателье одежды "Paradise Kiss"

Подобные места Данте посещал крайне редко. Он и сам не знал, почему его сюда сегодня занесла нелегкая. Толи в погоне за норовым фимиамным вдохновением, толи пытаясь просто сбежать из наполненных людьми улиц, но итог один: итальянец оказался здесь. «Здесь» представляло собой зрелище не сколько скорбное и пугающее, сколько скорее уж загадочное и какое-то скрыто-зловещее, что придавало ситуации какую-то особую пикантность.
«Здесь» - было заброшенным, полуразваленным зданием, чьей отличительной чертой, как и многих других, была явственная подростковая нецнзурщина на стенах и остатки бутылок. «Здесь» пахло сыростью, проржавевшими балками и мокрым бетоном какими-то мерзкими кислыми тряпками, разлитым пивом. Одновременно с этим здесь пахло смертью. Чем-то мрачным, непонятным, чем-то таким, от чего по спине бежали мурашки.
Данте посмотрел через одну из оконных рам, на окрашивающиеся уже в розоватые тона небо. Закат всегда казался ему даже чересчур романтичным. Слишком уж часто его впихивали в сопливые бразильские сериалы.
Всего на минут десять тут задержусь. Не зря же меня сюда завело любопытство. Помниться, года три назад я нашел в одном из таких зданий бедренную кость овцы, коей замечательно дополнил один натюрморт. А что если и тут натолкнусь на что-то интересное?
Наступление вечера итальянца не пугало. Возможно, будь уже ночь, он бы ни за какие коврижки не согласился пойти в это сомнительное место. Но солнечный свет так доверительно окрашивал бетон в желтоватые, теплые тона, что, будучи художником от мозга кости, Данте просто не удержался, и, в исключительно-ознакомительных целях прошел дальше.
Здесь было пусто. Совсем пусто и безлюдно. От этого факта по телу пробегала дрожь. Отчасти даже приятная, она щекотала нервишки и заставляла сердце мужчины сжиматься от каждого, даже случайного шороха ветерка.
Закутавшись поплотнее в свой плащ художник пнул носком туфля одну из бутылок. Та закатилась в соседнюю комнату. Глянув в черноту проемов, за которой не было ничего, кроме почти густой, липкой, осязаемой тьмы, Данте вздрогнул. Там не было окон. Только из редких трещин пробивались тусклые лучи, и меркли почти сразу в этой липкой темноте.
А совсем скоро солнце сядет, и не останется даже их – с ужасом подумал Данте.
Перспектива оказаться тут ночью его отчасти даже напугала, и, развернувшись на пятках, Данте не особенно поспешно, но все же прошествовал к выходу. Это место его угнетало.

Как обычно это случается по классике жанра дешевых фильмов ужасов, только главный герой собирался сматываться, как неожиданно послышался треск стекла, на остатки которого кто-то наступил. И не успел Данте даже обернуться, как его настиг отдающийся в пустом помещении эхом, голос, А после еще и тяжелая рука приземлилась на плече.
Итальянец вздрогнул, отпрыгнул, но не смог даже вскрикнуть. Его вдруг сковал какой-то тихий, необъяснимый ужас. Он, побледневший от страха, только стоял с приоткрытым ртом и в безумном ритме бьющимся сердцем и удивленно хлопая, смотрел на незнакомца. Его лицо, по классике уже Шекспировского жанра, скрывала темнота. Впрочем, очередь сгорать от стыда явно была за Данте.
Шумно выдохну и, схватившись за сердце, мужчина покачал головой. Убрав за ухо выбившуюся прядь и более менее прейдя в норму Данте нервно улыбнулся и поправил на носу очки.
- Вы меня напугали до полусмерти. Вам не стыдно, молодой человек? А если бы я на всю жизнь остался заикой, или, того хуже – олигофреном?
Итальянец позволил себе перевести взгляд на лицо незнакомца. Более или менее привыкшие к темноте глаза нарисовали ему едва различимые силуэты утонченного лица.
Этих точеных эльфов тут что, штампуют чтоле?
Также, Данте отметил что на порядок выше его нового знакомого. Заметив как по щеке того мелькнуло что-то темное, художник не побоялся протянуть руку, но в сантиметре от лица мужчины остановился, прищурившись.
- У вас кажется кровь на щеке.
Глянув на выбитое уже давно окно с угражающе торчащими остатками стекол добавил:
-Оригинальная однака методика мелкого хулиганства у современной молодежи.
Вытащив из кармана белый платок и галантно протянув его незнакомцу итальянец внутренне как-то даже успокоился. Это явно был юноша, вроде как уже не подросток но совсем еще не мужчина. Примерно года на четыре младше Данте. Вихрастый, немного забавный. Единственное что настораживало художника, так это мистическим образом пылающие в темноте желтоватые зрачки. Впрочем, чего только не бывает в нашем безумном мире – подумал итальянец.
- И нет, простите, я боюсь что вы обознались. Фильмы тут, как я понял, не снимают. Разве что второсортные ужастики.

Данте с интересом наблюдал за совим новым знакомым. Тот, как ни странно, не спешил выходить из тени предпочитая прятаться в ее объятьях дальше.
Справедливо рассудив что у него на то могут быть свои, совершенно не интересные итальянцу причины, Данте любезно ему улыбнулся.
Тут наверно какая-то скрытая камера спрятана, да?  Я вас раскусил. Но, ты на самом деле на режиссера не похож, быстрее актер. Тебя наняли мои друзья. Ну я им устрою, за такие проказы...
После подобной фразы художн6ик не удержался и тихо рассмеялся. Как-то на удивление искренне, что ему самому даже показалось странным.
- Простите, но вынужден снова вас разочаровать. Боюсь, что как меня не крути, а актерского мастерства во мне не больше чем в табуретке.
Подумав, добавил:
- С вашим  друзьями, конечно, лично не знаком, но если уж я придумывал место для розыгрыша, то выбрал бы что-то менее мрачное. Вы не находите?
Итальянец кивнул  на облупившуюся штукатурку стен и стекла валяющиеся  вперемешку с кислым тряпьем на полу.
- Такое место быстрее уж подходит либо для серийных убийц, чтобы заманивать сюда жертву, либо для глупых романтиков, которые ищут в таких местах наполненное унынием и горечью вдохновение.
Художник загадочно улыбнулся. Впрочем, спрашивать что привело сюда гостя, пока не решался.
Раз уж я запачкал платок, то мне придеться его забрать и вернуть вам позже. Думаю, вы не возражаете?!
- Ну что вы, конечно же нет.
Данте коротко поклонился на старый манер.
- Отныне и вовек этот платок, caro mio в вашем полном распоряжении.  – с пафосом проговорил художник, и, не удержавшись, улыбнулся.
Да, меня зовут Маило.
Итальянец потянул руку для рукопожатия. Как ни странно, рука юноши была ледяной. Даже по равнению с руками итальянца, который активно грел окоченевшие конечности в карманах пальто, рука Маило была прямо таки на удивление, почти обжигающе холодной.
Как лед – пришло на ум мужчине. Но выяснять причины подобной аномалии он не стал. Меньше знаешь – крепче спишь.
- Меня зовут Данте. Приятно познакомится с вами, Майло, даже учитывая при каких забавных, и даже немного мрачных обстоятельствах.
Данте обвел взглядом помещение, и, таки не удержавшись, спросил:
- Простите мне мое любопытство, но, что привело вас этим вечером в это мрачное местечко?

Может мои друзья - закоренелые мафиози, которым я наступил на ногу и они решили надо мною подшутить. Кто знает, а может, они любители фильмов ужасов и надеяться меня напугать?! Кто знает
Данте не удержался от очередного смешка. Уж больно беззаботный молодой человек. Образ юноши никак не вписывался в голове Данте в мрачные стены этого здания. Художник прищурился, опять вглядываясь в черты лица и понимая, что юноша все таки совершенно ему незнаком. Более того, Маило казался каким-то далеким. Чужим. Как будто они росли в разных вселенных. За чудной манерой говорить и яркими, желтоватыми зрачками скрывалось что-то непостижимое. Что-то непонятное. Что-то, что моментально привлекло любопытство Данте. Ему хотелось его «Развернуть». Как самый ожидаемый и, в тоже время, самый неожиданный подарок. Эта неизвестность влекла к себе. Этот странный, непривычный образ, который художник собирал по маленьким деталькам, которые успевал поймать. Холодные руки, не высокая, тонкая фигура, темный ворох волос и очертания лица, до которого едва доставали отблески света закатывающегося солнца. То как он появился, то, как двигался, как улыбался, как говорил. Все это было непривычно, интересно, безумно любопытно.
Данте вдруг захотелось вновь его коснуться.
Интересно, а его скулы такие же холодные, как его руки? А шея, с трепетно бьющейся жилкой? А какие на ощупь темные, почти синие, в этой мистической тени, пряди волос?
Из некого забытья художника вывел голос юноши. Тихий, низкий, но в данных условиях он звучал отчетливо, отдаваясь эхом в голых стенах здания.
Все зависит от того, что вы хотите услышать. Я могу сказать, что мои друзья хотели надо мной подшутить и вот чем это обернулся. Могу сказать, что просто гулял и тут это здание, и ни одной души вокруг. Как в дешевом романтическом кино, желая встретить любовь всей моей жизни и увидел вас. Или вот еще, на вариацию романтики и дешевки, меня привела сюда ваша красота, я не смог устоять и бла-бла-бла. Если что, я не в кое-мере не хочу вас оскорбить, так что, не принимайте меня уж очень всерьез. Вам какой вариант? Могу еще придумать, если хотите. Но в замен, я требую плату. Учтите это, не бойтесь, она не большая и вам по силем со мной расплатиться.
Данте усмехнулся, и, прикусив губу покачал головой.
- Вы знаете, пока что не один вариант меня не вдохновил. Первый уже по логике вещей отпадает. Да и скучный он какой-то. Два вторых хоть и являют собой картину более чем идеалистическую, в вашей интерпретации и впрямь принимают вид пошлой и банальной сопливой романтики.
Данте медленно обошел Юношу держась на расстоянии порядка двух метров, и остановился сбоку, глядя теперь на точеный профиль, улыбнулся.
- Да, пожалуй, дам вам почву для фантазий. Может это я вас приворожил? Может я старый колдун, скользящий сквозь тысячелетия и ища смысл своего существования. Увидел как-то среди толпы людей ваш нежный образ и безвозвратно влюбился. И теперь вот, заманил сюда, не зная куда деваться от обжигающих изнутри чувств и не могу решить: убить вас дабы не было искушения, или придраться сладострастию.
Художник даже рассмеялся. Опять тихо, и совершенно искренне. Ситуация уж больно походила на выписку из современных исторических романов.
- А на счет платы… - Данте развел руками: ну куда же я теперь от вас денусь? Как ни как, у вас мой платок. Так что отчаянно готов к любой прихоти с вашей стороны.

А может я недалекой романтик, который только и грезит по ночам о высшем блаженстве сея мира?
Данте задумчиво склонил голову, и взглянул с интересом на юношу.
Да, тот бы похож на романтика. Но не на того, что слагает слезливые баллады и воспевает любовь. Он был похож на какого-то странница. Который ищет что-то выше и достойней повседневной мишуры. Тот, который далек от материального и не бросает броских, помпезных слов.
- Нет.. Вы уж простите, но нет. Я так не думаю. Уж больно у вас умные глаза. Глаза которые повидали много чего. Всяко больше чем пошлых романов и Шекспировских соплей. – это итальянец произнес задумчиво, но совершенно случайно. Поднимать сейчас серьезные темы жизненного опыта человека, процесса его взросления и обстоятельств, которые делают из него что-то больше, чем просто слезливая пафосная субстанция души и тела, Данте не хотелось. Хотя бы потому, что сам себя он считал человеком одаренным, но совершенно бестолковым. Часто замечая за собой минутную глупость он всегда нещадно корил себя за нее и все никак не мог определиться : Это просто красивая обертка с зачатками мозговитости на нем, или действительно внутренняя красота, изредка проступающая на смазливом лице.
Приблизившись к юноше еще на шаг.
- Ох, сударь, помилуйте, вы верити в колдовство? Небось, еще и в вампиров и оборотней... это все было придумано для маленьких детей, что бы те не мешали родителям и спали спокойно
Улыбка снова коснулась розоватых губ.
- А почему бы нет? Знаете какая самая большая ошибка человечества? Взросление.
Мужчина прикрыл глаза, скрестив руки на груди.
- В детстве все наши мечты хоть как-то возвышенны. В детстве мы мечтаем повстречать эльфа в лесу или попасть в сказку, полетать на драконах и поймать в ладошках фею. Как только мы начинаем взрослеть, наши мечты становиться мелочными и приземленными. Заработать денег, открыть бизнес, создать семью, и в итоге, что? Отрастить жирный зад на офисном стульчике и здохнуть где-нибудь на вилле в объятьях кучки силиконовых мулаток – вот оно, взрослое, убежденное счастье, воплощение самой сокровенной мечты.
Художник поморщился.
- Мерзко. Вы уж простите, но сейчас двинув всю эту речь я не учел того факта что в тот момент и сам шутил.
Данте печально улыбнулся.
- Боюсь что даже в мои вполне еще молодые лета я уже потерял свою маленькую веру в волшебство. Впрочем.
Он моментально переменился в лице, уже достаточно довольно улыбаясь.
- Наверное на фоне остальных взрослых, самореализующихся людей я выгляжу как минимум глупо. И порой это даже меня радует.
Выслушав версию о револьвере и правительстве, Данте рассмеялся. Уж больно ему эта вариация напоминала какой-то паршивенький фильмец про тайных сыщиков.
- Боюсь что вы ошиблись, gentile amico, но на серьезную авантюру, после которой на меня будет охотиться государственные сыщики я, как не крути, не способен. Впрочем. Если вам этого очень хочется я могу претвориться что ваша пуля таки ранила мое несчастное сердце и я пал на колени в скорби по своим неблагородным действам.
Художник даже хотел в полной мере продемонстрировать эту театральщину, однако, взглянув на пыльный пол, пожалел свои новые брюки и передумал.
Как не крути а необратимо связан с материальным. Скоро моя скудная душонка покроется толстым слоем будничного жира и я превращусь в окончательную субстанцию, образ которой так красочно описывал этому юноше.
Смех юноши был каким-то колючим. Данте даже вздрогнул, услышав первые его нотки. Он не предвещал ничего хорошего, однако, в тоже время все еще не навеивал опасности. Это был отчасти даже смех циничный. И Данте оставалось только гадать, где же юноша такого нахватался.
Чем же так дорог этот платок, что вы готовы к любым "жертвам" с своей стороны ради его возвращения?
Художник покачал головой, улыбнувшись.
- Не в платке дело, друг мой. Дело в том, что я просто не могу вам отказать, когда вы вот так неожиданно появляетесь в моей скучной серой реальности и вносите в нее массу новых оттенков, пусть пока и достаточно мрачных.
Мужчина не удержался, и, протянув руку, едва коснулся темных прядей волос.

Отредактировано Данте (2009-07-23 16:14:44)

Разве? Разве есть в этом мире хоть один взрослый? Даже покупая игрушки детям, родители не осознано покупают то, что сами когда-то хотели иметь, встает вопрос, для кого игрушка? Без сомнения, для родителя, ведь он такой же ребенок. Просто фея - стала "ночной бабочкой" или грудастой секретаршей. А сказочный мир - это уединенный номер люкс в отеле. Бал - это стриптиз-клуб, не более и не мение. Просто вы, люди,  перестали верить в чудеса и заменили их на реальность. Просто, чудо бытовое взяло верх
Данте пожал плечами, толкнув носком туфля осколок стекла.
- Мы говорим с вами об одном и том же, просто, если можно так выразиться, на разных языках. Впрочем, не будем разводить философские дебаты.
Данте очаровательно улыбнулся.
Главная ваша ошибка, ошибка вей людской расы, что вы не верите в чудо. И тут приходит разочарование и обида.
Не удержавшись, художник хихикнул.
- Нашей людской расы? А вы, как я понимаю, себя превозносите над нами, или же просто тактично к человечеству не причисляете?
Улыбка на его лице стала шире.
- Если бы я мог о вас судить, то сказал бы что, либо в вас бьет юношеский максимализм, либо вы мне чего-то не договариваете.
Впрочем, дальше ехидничать ему не позволили. А Данте и сам был рад. Не любил он такие темы, которые затрагивают какие-то роковые тайны или еще какую прочую муть. Общение для него представлялось чем-то легким, невесомым, приятным. Заунывные разговоры о смысле жизни и бытие он не любил, хоть порой и сам неосознанно начинал поднимать эти темы.
Не стоит изменяться. Вам не к лицу сомнения, вы, безусловно, в какой-то мере правы. Хотя, вы должны этому не радоваться, а гордиться. Если вы потеряете ее до конца, станете циником, как три сотни человек за углом. Они несносны и не имеют воображения, они - офисные крысы. Вам это, я думаю, ни к чему.
- Совершенно верно – как даже слишком радостно заявил итальянец и снова расхохотался.
- Черт. Знаете, я знаком с вами от силы пять минут а вы мне уже определенно нравитесь.
Это была не лесть, и даже не ирония. Данте нравились многие люди. Живые, яркие, мрачные и загадочные, смешные и глупые. С первого взгляда влюбиться в очередной образ для него было плевым делом. Правда разочаровывался в них он также быстро, стремительно и безвозвратно.
Коснуться волос юноши ему что-то помешало. Сперва Художник даже опешил, когда в глаза его лицо юноши моментально смазалось, и тут же очутилось где-то рядом. Вздрогнув от неожиданности Данте почувствовал как по спине побежали мурашки.
Он чувствовал себя как человк, коснувшийся к непозволительному, и находящийся к нему в недопустимой близости. В ушах шумел пульс. Итальянец чувствовал охватывающий его медленными сетями страх, столкнувшись напрямую со взглядом ярко янтарных глаз.
Что за чертовщина?
Последующие слова Маило заставили внутренне напрячься.
Будь мы знакомы не одну сотню лет, вы бы знали, что кроме печали и горя, одиночества и смерти - я не нашу на своих плечах. Мой удел, это скитания в поисках себя и, сомневаюсь, что когда-то найду того, кто разделит мой мрачный мир со мной. Думаю, во многих своих мыслях, вы правы, но будте осторожнее. Ночь - опаснее чем кажется простому дилетанту
Данте нахмурился, неосознанно поведя плечами. Ему хотелось скинуть себя этот тяжелый взгляд и навсегда забыть эту с первого взгляда абсурдную, но почему-то наводящую тихий ужас речь.
- Боюсь, молодой человек, вы слишком отчаянны в своих суждениях.
Художник выдавил из себя улыбку.
- Вы выглядите молодо и все у вас еще впереди, какие бы разачарования вас не постигали в прошлом. И, боюсь что как бы мне того не хотелось, быть с вами знакомым сотню лет у меня не вышло бы ни при каких обстоятельствах. Еще лет 60 от силы 70 я проживу. Но сотню – извольте.

Поднимать с юношей тему человеческого достоинства Данте не решился. Уж больно щепетильной она ему казалось. Хочешь не хочешь, а в любом случае заденешь человека за живое. Тем более, человека который толком себя и к людям не причисляет.
Когда юноша отстранился, Данте едва сдержал вздох облегчения. Сейчас, глядя на эту ситуацию трезво и расслабленно он даже и не смог точно подобрать причину такого своего неконтролируемого страха. Впрочем, остатки его все еще ютились где-то в глубине души, ковыряя острыми ноготками, и изредка поддевая сильнее, но художник выкинул их из головы. В конце концов, что может ему сделать этот мальчишка? Ограбить? Не проблема. В кармане у него на половину пустой бумажник. Не такая уж и великая утрата от его бюджета. Убить? На ненормального психа с жаждой убийства Маило уж никак не тянул. Тем более, уж больно он был молод для такого громкого имени. Изнасиловать? Данте сдержал улыбку, попытавшись себе это представить. Маленький, вихрастый, на пол головы ниже его самого. Абсурд.
Присев на краешек подгнившего подоконника Данте посильнее закутался в свой плащ, чувствуя что остатки солнечных лучей прячутся за горизонтом и по помещению начинает гулять легкий ветерок.
Ну, как же, есть же люди, которые до ста лет живут. Вы не знаете, что будет завтра и после завтра, дак откуда вы решили, что максимум проживете 60-70 лет? Может, вы чем-то больны? Таким, отчего гарантирована смерть и не излечима?! Думаю, нет... хотя, вы больны жизнью, но это не значит, что вы умрете в 99 лет. Это может случиться и в 29 и  65 и  126. Мы этого не знаем.
Художник улыбнулся, и склонил голову, глядя на все еще стоящего в тени юношу.
- Ну, на счет неизлечимой болезни, это вы загнули, любезный. Я раз в пол года в обязательном порядке тащусь на обследование. Когда-то в подростковом возрасте почки просудил. С тех пор стою на жестком учете сразу в нескольких больницах. И даже не смотря на то, что почки мои уже лет как пять здоровы и чувствуют себя просто прекрасно врачи убежденно требуют меня к ним на ковер, самым халатным образом изощряются над моей скорбной тушкой.
Итальянец тихо рассмеялся, оценивая комичность ситуации.
- Впрочем, я не спорю. Дело в том, что как показывает статистика, средняя продолжительность жизни мужчины 67 – 70 лет. Женщины – от 70-ти до 80-ти лет. Это конечно все зависит от качества жизни, климата, загрязнений, и прочей скучной мути. Но если брать самый высокие показатели, зафиксированные в Британии, например, это так. И если откинуть элемент случайности, как, например, выехавший неожиданно из за угла Камаз и прочие неприятности, то я, наверняка, как и большинство людей, проживу от силы лет 80. Тем более, учитывая мой активный образ жизни и совершенно зловредное питание – и того меньше.
Мужчина уселся поудобнее, упираясь локтем в одно из колен и подбородком в ладонь.
- Впрочем, будем надеяться на лучшее, не так ли?
Данте очаровательно улыбнулся, чуть прищурившись, и всматриваясь в мрачный образ Маило.
- Мы уже примерно решили, почему я тут, но, я хотел бы знать, как вы сюда пришли. А если быть точнее, для чего? У вас тут встреча с тайным обожателем или поклонником, а может с любовником? Ну, раскройте свои карты....
Данте не сдержал хохота.
- ООх, дорогой мой друг, я бы сам не прочь узнать ответ на этот вопрос. Будь у меня поклонник или любовник, я бы ни при каких обстоятельствах не назначал встречу в столь мрачном и грязном месте. А так как у меня таковых не наблюдается, в принципе, дабы скоротать вечерок после работы..
Данте задумчиво возвел горе очи к потрескавшемуся потолку.
- Нет.. Нет, будь я в здравом уме, я бы ни при каких обстоятельствах сюда не пошел. Убить время можно и более лояльным и приятным способом.
Итальянец мягко улыбнулся.
- Будем считать что сегодня меня накрыло уж больно глупое настроение, и, вспомнив свою бурную молодость, я решил поискать приключений на пополам с вдохновением. Такой ответ вас устроит?

Отредактировано Данте (2009-07-23 19:00:48)

Ох, помилуйте, эта статистика кого угодно в гроб загонит и не только в почтенном возрасте 70 лет, но и в 20. Смертность возрастает, а детей все меньше рождается
Данте даже прыснул. Уж больно ненатурально это звучало.
Была б моя воля, я бы умер. Зачем нужна вечность, если ее нечем занять? Зачем нужна жизнь, если она пуста? Но, это риторические вопросы, человечество до сих пор не может ответить на вечные вопросы "Что делать?" и "Кто виноват?", не удивлюсь, если они не будут нуждаться в ответе череp еще сотню лет.
А эта фраза окончательно развеселила мужчину. Он заливисто рассмеялся, не удержавшись.
- Assurdo! Что за мысли? Молодой человек.
Теперь в голосе проступала нотка снисхождения.
- Неужто вы стали жертвой какой-то мрачной секты, которая проповедует смерть – как искупление? Я о таких слыхал. Послушайте, Майло, умереть всегда успеете, поверьте мне. А в жизни всегда найдется занятие поинтереснее, чем задаваться самыми глупыми вопросами на планете. На самом деле нет ничего глупее чем вопрос «В чем смысл жизни?». Он до того банален и до того затерт, что на его месте уже давно возникла одна большая дырка. Зачем рассуждать о том, что и так неумолимо выскальзывает сквозь пальцы? Мы умираем с каждой минутой, с каждой секундой. По сути жизнь – это дорога к финальной прямой. И каждое мгновение мы приближаемся все ближе к своей окончательной гибели. Разница лишь в том, чем мы заполняем эти минуты, секунды, часы, дни, или даже года.
Если что-то существует – значит, оно в любом случае имеет смысл, хотя бы тем фактом, что оно есть, понимаете? Человечество, создавая что-то, всегда вкладывает в это какую-то функцию, пользу. Гребень придумали чтобы расчесывать волосы,  обувь – для сохранности подошвы ног. Также и с человеком.
Данте неопределенно показал пальцем в потолок.
Тот кто нас придумал, не важно как и кто его для себя называет и верит ли вообще в его существование, определенно вкладывал в нас какой-то смысл. Какую-то функцию. В каждого свою. Кому-то было суждено за всю жизнь нарисовать всего 7 картин, и эти 7 картин были признаны шедеврами. Кто-то открыл теорию относительности а кто-то всего лишь выпилил тумбочку. Суть в том, что любой человек успел за жизнь хоть что-то сделать. Плохое или хорошее – не суть важно. Важен сам факт. Не каждая пара туфель доходит до окончательного владельца, но хоть одна, непременно, свалиться с полки  кому-то на голову.
Художник тряхнул головой, и, довольно улыбнувшись, взглянул на закатывающийся диск солнца. Время казалось застывшим в этих стенах, и Данте уже вовсе не жалел что пришел сюда. В этой пыльной коробочке было какое-то скрытое очарование, и  в тоже время, зловещая загадка. Прям как в этом забавном юноше по имени Маило.
Чем же вы таким занимаетесь, что пошли искать вдохновение в скучных бетонных стенах? Может, вы фотограф?   
Данте неопределенно покачал головой, и, поднявшись, вернулся на исходную позицию в шаге от юноши. Пытаясь снова рассмотреть его глаза, итальянец все задавался вопросом: Почему тот так убежденно держится в тени? Неужели ему не интересно посмотреть на алый закат?
- Нет, вы не угадали. Я художник. В данный момент работаю дизайнером одежды, но от своего истинного призвания не отказываюсь.
Данте снова взглянул на бетонные стены.
- Возможно вам это покажется странным, но в этом здании есть что-то интересное. Отчасти даже пугающее. Может тут живут призраки или еще какая неординарная муть. Но меня сюда прямо таки потянуло, когда проходил мимо. Не знаю как вам это описать. Как будто меня там здесь кто-то ждал. Или звал. А может это судьба?
Художник забавно улыбнулся взглянув на паренька. Ему очень хотелось взъерошить тому волосы, он даже потянулся рукой для этого дела в его сторону. Но быстро передумал, вспомнив чем его невинное желание обратилось в прошлый раз.
- Считайте.. что это просто такое глупое стечение обстоятельств.

Простите, я слишком молод, что бы отчетливо понимать суть ваших слов. Возможно, к таким великим открытиям я еще не готов. - В нашем возрасте каждый второй, если не желает себе смерти, то грезит о ней. Такова уж природа молодежи. Нам кажется, что мы должны все исправить, все изменить. Если что-то не так, дак все - катастрофа. Да что явам говорю, сами это знаете, бывали наверняка в таком положении.
Данте прищурился и заметно нахмурился. Даже сейчас в голосе юноши прослеживались какие-то саркастические нотки. Про себя художник уже окрестил его «Роковым красавцем». Его всегда удивляли люди которым нравиться непременно страдать. Не важно какое такое серьезное или же не очень событие у них случилось. При удобном случае они непременно одевали на лицо маску старой душевной раны, и, отмахиваясь, говорили таким тоном, который прямо таки кричал изнутри «да чтобы вы понимали в моей несчастной душе глупые людишки».
- Зачем заводить разговор о смерти и смысле жизни, если вам все равно не интересно слушать?
Данте пожал плечами, тоже переводя взгляд на потолок. По нему ползла толстая трещина, похожая на молнию в ночном небе, он разветвлялась на кучу мелких трещин, которые в свою очередь делились еще и еще.
Похоже на жизнь – подумалось художнику.  Точнее на семейное древо. Кто-то был первым, а потом пошли дети, внуки, правнуки и их дети, и дети их детей.
Хм, а она не развалиться на кусочки
- Я думаю нет. Хотя… все зависит от того, насколько хорошо рабочие когда-то потрудились сделать несущие стены. Но если и обваляться…
Данте улыбнулся.
- Это будет отчасти даже забавно. Погибнуть в вашей компании, в подобном месте от куска бетона. Приземлившегося на голову.
Следующая фраза юноши озадачила Итальянца.
Карты - врут, судьба - злодейка и далее по списку. Не верю не в обстоятельства нив судьбу, не вижу в них смысл.
- Ну, это уже ваше дело, верить или нет. И если нет, то как тогда вы объясните то, что такой предрассудительный умник как я вдруг не с того ни с сего забрел в это сомнительное место?
Мужчина развел руками, а в следующую секунду Майло как-то даже слишком быстро оказался совсем рядом и художник даже вздрогнул, отмечая, что снова даже не смог уловить глазами его движения.
Я бы хотел увидеть ваши работы, может  следующий раз, когда я верну вам ваш платок?
По телу Данте прокатилась мелкая дрожь. Кажется, даже голова закружилась. Он не понимал что не так с этим юношей, и почему его тело так странно реагирует на его приближение. Сердце снова забилось быстрее. Но теперь это был не страх, а какое-то смутное, непривычное художнику вожделение. Как будто гипноз. Сейчас лицо Маило было так близко, что даже в темноте можно было рассмотреть его до мельчайших деталей. Хотелось сохранить их у себя в памяти и при первой же возможности написать портрет. Ресницы, губы, узкий, заостренный нос, и эти удивительные радужки глаз от вида которых перехватывало дыхание. Они гипнотизировали, каким-то незримым образом заставляли доверять, почти подчиняться. И все же, дальними отголосками души художник чувствовал опасность, в недопустимой близости от которой находиться. Нро это трезвое чувство напрочь глушилось чем-то другим. Стало вдруг почти невыносимо жарко, стоило только вспомнить насколько холодные руки у этого юноши, мягкие ладони, шелковистые пряди темных волос.
Данте прикрыл глаза, наблюдая за Маило теперь из под веера ресниц.
Все таик чертовски красивый мальчишка. И где только они в этом городе берутся. Черт.
- Я с удовольствием продемонстрирую вам хоть пока и скудную, но все же мою небольшую галерею. А на счет платка не волнуйтесь.
Данте обворожительно улыбнулся чувствуя себя так, будто только что убил в одиночку бутылку вина.
- Дарю!

Отредактировано Данте (2009-07-23 22:53:06)

Неосознанное или подсознательное тяга к приключениям. Просто, такое детское "Хачу!". Может так,ам видней.  Пусть это будет "судьба", приятное на вкус слово. Оно мне нравиться больше, его суть меня угнетает.
- Почему?
Данте не был уверен, что действительно хочет знать, но будучи сейчас в каком-то почти забавном состоянии сравнимым, наверное, только с легким наркотическом опьянением, он уже плохо разбирла что там мелит его язык. Самое смешное – что он решительно не понимал свой организм. С одной стороны ему хотелось отодвинуться, а если быть точным – бежать. Ближе к угасающему солнечному свету и как можно подальше от этого человека. С другой стороны, в нем пульсировало  почти дикое, нечеловеческое вожделение. Он прямо таки и чувствовал, как его всем телом тянет к юноше. Сейчас это ему не казалось странным, не заставляло о чем-то задуматься. Это было как-то так ожидаемо и очевидно, что художник покорно внимал каждому слову Маило, понимая, что не может отвести взгляда от бархатистого золота его зрачков.
Этим резким словам "Дарю!" вы лишаете меня возможности вновь вас увидеть. Вы жестокий человек.
Бархатисты смех приятно щекотал уши. Итальянец хотел было закрыть глаза. Но понял что просто не способен сейчас этого сделать. Оторвав таки взгляд от глаз Маило он теперь смотрел на его губы. Тонкие, выделяющиеся на бледном лице чуть розоватой полоской. Художник неосознанно облизнулся. И только через мгновения тряхнул головой, пытаясь отогнать морок. Морок не ушел. И его все еще незримо тянуло к совершенно незнакомому человеку.
Чертовщина какая-то.
- Нет нет, что вы… Я вовсе не хотел лишить вас такой возможности.. Просто.. не заморачивайтесь.
Данте улыбнулся, чувствуя себя как последний пьяный идиот, старающийся стрельнуть номерок у симпатичной девицы.
- Просто.. неужели вам так нужно придумывать предлог, для того чтобы прийти ко мне в гости?
Художник почувствовал как его щеки заливает краска. Почему? Непонятно. Возможно отчасти он был смущен, что случалось с ним крайне редко. Отчасти стыдился своего странного поведения. Того факта что у него участилось дыхание, что он совершенно очевидно рассматривает точеное лицо, что уже даже не совсем уверенно стоит на ногах. Все это казалось Данте такой дикостью Он даже не мог точно сказать: испытывал ли досель нечто подобное, или нет.
У меня странное чувство, что вы прячетесь. То за стеной из слов, то за стеклами очков. Хотя, очки - это быстрее необходимость.
Мужчина согласно кивнул. Он хотел было стянуть их с кончика носа. Без очков он видел неплохо, но только первые несколько часов. А после – то, что находилось дальше вытянутой руки начинало мутнеть. Близорукость – порог тех, кто ни раз проводил ночи склонившись над столом под освящением лампы. Писатели, художники, просто любители почитать.
Можно, я украду у вас кое-что? Пусть это и будет платой. Вы позволите?
И опять только согласный кивок. Данте подумалось, что предложи Маило сейчас ему прыгнуть с парашюта, он бы не смог отказать.
- Я весь в вашем распоряжении.
В подтверждение своих слов Данте даже развел в стороны руки, и блаженно улыбнулся. Сопротивляться этому странному чувству ему банально надоело. Да и что плохого в том, что у юноши будет возможность заглянуть на чай?

Отредактировано Данте (2009-07-24 13:38:47)

Да, нужен... по сути, я могу к вам прийти и без приглашения и провожатых. У меня хорошо налажена поисковая система, но... воспитание не позволяет являться к людям когда я пожелаю. я наверно, слишком завишу от мнения окружающих, потому что мне обязательно нужен предлог. Что бы оправдаться перед обществом, собой, знакомыми.
- Не понимаю я вас – честно признался Данте.
Образ Маило казался ему все эфемерней и эфемерней. Теперь он дополнялся еще и какой-то почти гипнотической зависимостью Роковой юноша оказался не так прост, как показалось сперва.
- Знаете… для человека который хочет умереть, вы уж больно печетесь об общественном мнении. – с усмешкой заявил итальянец. Впрочем, это была не сколько колкость, сколько констатация факта. И уж больно художнику хотелось верить, что Майло преувеличивал. Если юноше, в таком молодом возрасте уже охота расстаться с жизнью… Начинаешь задумываться над тем, что чего только в жизни не случается и что великая фраза « Жизнь не щадит молодых» имеет смысл.
Когда Маило подошел еще ближе и Данте перехватило дыхание. Ему казалось, что сердце бьется уже где-то у горла. Было такое чувство что он переживает какой-то сильнейший стресс и одновременно с этим ожидание кульминации становилось невыносимым.
От юноши так и веяло холодом. Каким-то расчетливым, безжалостным, хищным, и одновременно с этим это так неумолимо притягивало к нему. У художника закружилась голова. Ему казалось, что он вдохнул какое-то эфирное масло, легкое, почти невесомое, но запах которого вынуждал уйти в некое небытие.
Губы Маило были холодными и влажными, и Данте даже вздрогнул, почувствовав их у уголка рта. В этот момент его внутренняя пружина натянулась до максимума. Казалось, сердце вот-вот вырвется из своего укромного убежища, настолько яркими были эмоции. И Мужчина хотел уже было повернуть голову чуть в сторону, ответить на этот странный, какой-то даже слишком целомудренный поцелуй, но просто не смог позволить себе такой вольности.
В следующее мгновение все прекратилось. И Маило снова, как по волшебству оказался за его спиной. Одновременно с этим, это почти эйфорическое тягостное чувство отпустило измученное тело итальянца. Он даже выдохнул, не слишком облегченно, скорее уж от части даже разочаровано. На контрасте с тем, что он испытывал минуту назад, его обычное бытие, обычные поцелуи и даже самый страстный секс не шли ни в какое сравнение.
Данте хотел было ляпнуть очередную галантную глупость, но понял вдруг, что решительно не может этого сделать. Не было желания. Все его фразочки, едкости, даже отчасти обильный словарный запас куда-то улетучились, оставив за собой только смешное чувство надежды на очередную встречу.
Художник хотел повернуться, но вдруг испугался что опять попадет в плен золотистых глаз, и только опустил голову, заставив себя привычно и беззаботно улыбнуться.
- Теперь я могу надеяться на ваш визит, caro amico?